Глупый ты, это все из позапрошлого века. Ты там завис вместе с Бжезинским - это все отстой.

Два ноля для Украины – моральный и материальный - О старой и неизлечимо больной авантюристке, которая хотела нажиться на противоречиях России и Запада.
На Украине упорно мыслят изжившими себя категориями, которыми выстлана дорога куда то в глухой лес, в обратном направлении от  Европейской интеграции. И эти мысли, как информационный вирус, носят в себе как свидомые, так и несвидомые украинцы. Все они почему то уверены в том, что Украина пуп Земли, и она всем очень нужна, и за  обладание ею сейчас сражаются великие страны. А она, как ослепительная и всем нужная красавица на выданье,  капризно выбирает лучшего жениха и ждет повышения ставок.  Но истина, которую уже понимают многие украинцы,   заключается в том, что такая Украина уже никому не нужна. Она не нужна ни России, ни Западу, ни самим украинским гражданам. Западу изначально Украина была нужна лишь как расходный материал его геополитики. Вашингтон и Брюссель рассчитывали, если не убить, так сильно изранить Россию из украинской обоймы. До Майдана эта обойма выглядела внушительно, но по ходу дела выяснилось, что в обойме много дутых шариков, которые зря считали оружием. Теперь обойма пуста, но дутые шарики остались. А качественно зарядить новую обойму стоит очень дорого,  и уже некому  и уже незачем. Масштаб украинских проблем не просто огромен, это черная бездонная дыра. Для того чтобы эти проблемы решить, необходимо потратить колоссальные финансовые и материальные ресурсы. У Украины самые большие в мире долги на душу населения. Чего стоит  только Крым, в который необходимо вкладывать огромные ресурсы, чтобы преодолеть его сплошную украинскую запущенность. А ведь это лишь небольшая часть украинской территории. Так что невесты нет, а есть старая и неизлечимо больная авантюристка, которая хотела нажиться на противоречиях России и Запада.  Вот примерно так выглядит разбитое корыто революции достоинства.

При подготовке революции достоинства 2014 года была создана иллюзия потребности Запада в Украине, как крайне необходимой ему стране. Но эта иллюзия скрывала совсем другое содержание. Украина считала, что она сама является дорогим товаром, за который Запад готов заплатить большую цену. Но Запад считал товаром, который его интересует, отношения Украины и России, в частности кооперацию в производстве военной техники и оборудования. Украина думала, что угождая Западу и быстро разрушая отношения  с Россией, она повышает свою цену и значимость  для Запада. А Запад понял, с кем имеет дело, и что нужный ему товар уже достался бесплатно, и спустил на тормозах  проект европейской интеграции Украины как ставший не актуальным. А Украина, без своего самого ценного товара в виде  уничтоженного ей самой  военно-промышленного комплекса и промышленности, оказалась никому не нужна. Срубив сук, на котором сидела столетиями, Украина находится в свободном падении вниз, но это состояние представлено украинской пропагандой как свободный полет к украинской мечте. Но возникает вопрос – почему эта мечта находится так низко, что к ней нужно не идти, не лететь, а падать вниз? Может это не мечта, а глюк?

На Майдане и после него оплаченные из-за рубежа рубщики срубили сук, на котором сидели все украинцы. А что в это время делали все эти остальные украинцы? Делали вид, что не понимают происходящего? Или соломку подстилали? Нет, они все надеялись на новую жирную халяву из США и Европы вместо российской, которую они считали недостаточной. А сказки про демократию, свободу и европейскую жизнь были прикрытием алчности и преступных замыслов. А почему обещанной халявы с Запада нет? А потому что Западу нужно было, чтобы Украина ликвидировала свою промышленность и воевала с Россией до последнего украинца за английские интересы, а Украина выполнила только первую часть заказа – ликвидировала свою промышленность, но воевать с Россией не хочет. Украинцам нужна халявная жизнь, а не смерть за обещанную жирную халяву. Поэтому интересы заказчика и исполнителя майдановского заказа не полностью совпали, и это выяснилось только через четыре года, когда исправлять что-то уже поздно.